Марс… Марс… Марс… Выдыхаю это магическое слово и стою, вслушиваясь, как оно с тихим шелестом растворяется в воздухе, медленно тает, исходя своим особым, непередаваемо волнующим ароматом. Марс… Марс… Марс… Будто тысячи маленьких песчинок, танцующих в неподвижной атмосфере, и каждая песчинка – особенный, по-своему прекрасный, переливающийся разноцветьем калейдоскопа Марс.

Тихо шипит шлюз, где-то в глубине корпуса лязгает механический засов, крышка люка уходит в сторону, и тишина влетает в открывшийся проём, несётся по ракете, вползает в каждый уголок, захватывает в свои объятия и крепко прижимает к груди. Поражённый, оглушённый, потрясённый, - я стою неподвижно и гляжу прямо перед собой. 

Марс? Марс… 

Не слышу ударов собственного сердца, не чувствую ни рук, ни ног, дышать не могу. 

Марс? Марс… 

Нет ни ракеты, ни оставленной за спиной пустоты, исчислимой биллионами километров, и меня самого тоже нет. 
Марс? Марс!!! 

Взрыв, разлетающийся фейерверком по всему телу, дикий восторг, сладость кислорода, наполнившего лёгкие – в три прыжка я преодолеваю лесенку, приземляюсь на песок, прыгаю что есть сил, размахиваю руками, кричу что-то, оглушённый собственным криком. От счастья хочется плакать и смеяться, а я и плачу, и смеюсь, - всё сразу разом, глотаю слёзы, подпрыгиваю вверх, взмываю на добрых полметра к небесам, опускаюсь вновь на хрустящий песок. И Марс подхватывает моё исступлённое сумасшествие, кружится вокруг, раскладывается на красновато-бурый спектр в моих глазах - мы с ним встретились как давние друзья после долгой разлуки, он принял меня как хорошего знакомого, будто ждал этого уже много лет. Я вдруг с неимоверной силой ощутил, что вот она – моя Родина, то самое место из детских снов, куда всю свою жизнь я подспудно мечтал вернуться.

Воздух здесь прозрачнее, горизонт ближе, а звёзды по ночам сияют во стократ ярче, чем где-либо ещё - милые сердцу осколки ядерного пламени, мерцающие где-то на бездонном чердаке Вселенной. А под ногами - Марс. Старый товарищ, надёжный друг, полный мешок загадок и целый чемодан тайн. Глубокий вдох - воздух свеж и прохладен, совсем как на третьей планете, воздух с далёкой Земли. Заботясь о своём посланнике, она отдала часть себя – несколько кубометров прекрасной голубоватой атмосферы, а вместе с ними – свою любовь, частичку истории. Вес баллонов слегка оттягивает плечи, но Марс заботливо уменьшает гравитацию, и идти становится намного легче. Марс! Марс! Марс! Душа ликует и поёт, в безукоризненно  чистом небе, слегка блеклом, но неизменно высоком и безмятежном, появляются время от времени облачные гости и сразу же исчезают. Солнце висит низко над горизонтом, преломляясь в стекле гермошлема маленькими лунами. Лёгкий ветерок перекатывается через барханы, увлекая за собой редкие песчинки, они стучат по скафандру, приветствуя меня. Время, кажется, совсем остановилось, и только песок шепчет под ногами: "Марссссс.....марссссс...." Невыразимое очарование, тишина и спокойствие. Марсианское спокойствие, - хочется сказать. 

Молчание здесь совсем не такое, как в кошмарной бездне вакуума. Космос затих звёздным сиянием, и беззвучие Вселенной означает лишь одно – тишину. Но Марс не просто молчит, он молчит о чём-то, и это что-то заставляет снова и снова задерживать дыхание, вслушиваться, всматриваться, пытаясь осознать что-то, ухватить саму мысль, дрейфующую в воздухе. 

Я остановился неподвижно и в какой-то миг понял, что совсем не чувствую себя одиноким на чужой далёкой планете, будто стою перед лицом чего-то мудрого и древнего. Эти самые горы, чуть-чуть выглядывающие из-за горизонта, существовали уже в то время, когда Земля была совсем молода. Как назывались они? И было ли кому придумывать названия? Я увидел Марс глазами Скиапарелли, красноватый диск в объективе телескопа, пересечённый точными линиями каналов. Подумайте только: цивилизация, которая сражается на последнем издыхании за жизнь родной планеты, за будущее своего мира, создаёт титанические инженерные сооружения, занявшие площадь всей планеты. Разворачивается тысячелетняя борьба разума с неизбежной гибелью; обречённые на поражение, марсиане совершают подвиг за подвигом, в бой идут наука и знания, воспитание и образование, опыт многих поколений предков и неудержимый дух экспериментаторства. Хитроумные машины пробивают в геологических пластах многокилометровые каналы, которые берут начало во льдах полюсов и транспортируют миллиарды галлонов воды в знойные пустыни экватора. Другие машины поддерживают атмосферу, не позволяя ей рассеяться. Третьи топят лёд и по капле распределяют влагу. Жизнь концентрируется вдоль каналов, и каждую весну, когда вновь наступает оросительный сезон, пустыня цветёт и зеленеет. 

А потом смерть. Немыслимая, иррациональная, противная здравому смыслу. Смерть. 

Я вслушиваюсь в окружающую тишину, и мне начинает казаться, что ветер поёт что-то величественное, внушающее уважение и пробуждающее какой-то неясный трепет в груди. Меня увлекает эта песня, разлитая целиком в пустынном молчании, я слушаю её, глядя на неподвижные тела барханов вдали. И вдруг какой-то звук, совершенно не марсианский, до мурашек земной и невероятно близкий прерывает это пение.

Открывается люк ракеты. В чёрном проёме шлюза показывается светлый овал лица, снежно-белая копна седых волос; очки в толстой оправе сверкают на солнце и ослепляют меня. Мягко, как по ковру, блестящие туфли ступают на железный трап. Тёмный пиджак, накинутый поверх белого свитера, - о, как по-домашнему это уютно и радует глаз, - старомодные прямые брюки, немного смятые у колен. Свет. Тепло. Вдохновение.
Брэдбери стоит на верхней ступеньке лестницы, оглядывается кругом и довольно посмеивается. Глаза его, лучезарные, вновь ослепляют меня, и я понимаю, что солнце тут совсем ни при чём.

- Марс? – спрашивает он, а я, почти лишившись дара речи, только неуверенно киваю в ответ.

Широко улыбаясь, он спускается по лестнице, ступает на песок, вновь довольно оглядывается.

- Ясное дело, что Марс. Иначе и быть не может! Первая экспедиция, вторая экспедиция, третья… да… - он долго тянет слова, а глаза его за стёклами очков делаются узкими-узкими от смеха.

- Но дядюшка Рэй, - я останавливаюсь на мгновение, пытаясь отыскать в опустевшей за миг голове хоть какие-то слова, - дядюшка Рэй…

- Да, мой мальчик, - Брэдбери берёт меня под локоть, и вот мы уже идём, плечо к плечу, по бескрайнему простору высохшего марсианского моря. 

Я совершенно забываю, что хотел сказать, и, потрясённый, словно впервые увидев окрестный пейзаж, смотрю на всё восхищённо-округлившимися глазами. Кислородные баллоны за спиной на каждом шагу скрипят ремнями, и тут я замечаю, что чудесный, неправдоподобный Марс отделён от меня прозрачным забралом гермошлема.

- Дядюшка Рэй, - я поворачиваюсь к Брэдбери, - но как же может быть так, что ты здесь и…. – он улыбается, а я не знаю, как выразить мысль, – и совершенно без скафандра. Не может быть и речи, чтобы…

- Они никому не желали зла, просто им очень хотелось быть первыми, - декламирует, глядя на меня, Брэдбери, - и они мечтали о славе и почёте, пока их лёгкие привыкали к разреженной атмосфере Марса, из-за которой…

 - …голова становится словно хмельная, если двигаться слишком быстро, - очарованно заканчиваю я.

- А мы ведь и не спешим никуда, - смеётся Брэдбери, - идём себе спокойно по дну давно высохшего моря, где десять тысяч лет назад корабли, изящные и стремительные, как сами волны, под лёгкими парусами цвета небесной лазури, наперегонки с попутным ветром летели к пристаням из белого мрамора. – Брэдбери ведёт рукой в воздухе, и я вижу почти наяву эту картину. – Смуглые моряки, прикрывая ладонями глаза от палящего солнца, вглядываются в морскую дымку, и сквозь рассеянный туман видны колонны гавани, а вслед за ними огромные купола, перекидывающие мостики радуг над широкими улицами, и вот уже весь город как на ладони. Волны бьются о деревянный борт корабля, поднимая мириады пенных брызг, которые отражаются голубыми светлячками в золотых глазах марсиан.

Я снимаю шлем и совсем без опаски вдыхаю полной грудью марсианский воздух. Он наполняет в одночасье меня всего, льётся по жилам, стремительно ширится в лёгких, шипит внутри скафандра. Он моя кровь, этот замечательный воздух, и я пью его, как чудесный нектар, пытаясь сравнить с чем-то, но он слишком хорош, чтобы найти себе приют в языке. И только голова становится немного хмельная, потому что я иду слишком быстро.

- Дядюшка Рэй! Но где же те самые прекрасные марсианские города, о которых ты говорил нам? Совершенные города из мрамора, с башенками и колоннами, с хрусталём и цветными стёклами, с серебряными книгами и бассейнами, наполненными дождевой водой?
- Как это где? – удивляется Рэй. – Вот же они, смотри!

Прямо перед нами вырастает среди песков прекрасный марсианский город. Нет-нет, он не появляется в одночасье, он был здесь всегда, тысячелетиями прежде, здесь он и простоит, неподвластный ни стихиям, ни времени, ни человеку. Я вглядываюсь в изящные дорожки, выложенные сапфировыми плитками, в воздушные башенки и минареты, украшенные цветным стеклом, в тихую гладь воды мраморных бассейнов, отражающих устремившиеся в небо колонны. Лучи солнца, падающие в окна, освещают комнаты и залы, фрески на стенах и мозаики на полу, сюжеты минувшего и мечты о грядущем, преклонение перед красотой и мысли о вечном. Здесь не пахнет смертью или запустением - воздух напоён удивительной энергией, которая переливается в лучах солнца. Лёгкий аромат высохших цветов затаился в тени, по стенам крадётся запах нагретого камня, и время незаметно вплетает свою ноту в общий букет. Да, здесь тоже пахнет временем. Город не умер, в нём продолжают жить марсиане, жить в своих творениях, в серебряных книгах, в поблекших красках картин. Город хранит мудрость давно ушедших лет, музыку давно отпетых песен, рифму отзвучавших стихов, радость прожитых жизней.

- Дядюшка Рэй! – в бессилии выдыхаю я. – Есть ли способ помочь им? 

- Помочь? – искренне удивляется Брэдбери. – Они жили долго и счастливо, любили, смеялись, мечтали и трудились, на прекрасной планете Марс, в домах с хрустальными колоннами. – Брэдбери глядит мне прямо в глаза, серьёзный и немного печальный. – Счастье в миге, мой мальчик, в летящем мгновении, счастье всегда «сейчас» и никогда «в прошлом», потому что воспоминания о счастливом времени – это настоящее. Нет ничего, кроме настоящего и будущего, и коль скоро ты можешь вспомнить пролетевшее мгновение, человека, прожитое, пропетое и прочитанное – держи свои воспоминания как талисман, принадлежащий настоящему и освещающий твоё будущее. Держи крепко, и пусть он сияет далеко, на годы, на парсеки твоего грядущего пути.

Стремительный марсианский вечер быстро стирает с неба закатный румянец, и вот в вышине уже загораются звёзды. Я лежу на песке, вглядываясь в их мерцающие узоры, а Брэдбери стоит рядом со мной, часть небосвода, часть звёзд, часть меня.

- Дядюшка Рэй, расскажи мне… - начинаю я, так и не придумав, о чём попросить.

Он улыбается тихо, я вижу это в темноте, и неторопливо начинает:

«Яркий огонь прочертил длинную линию в ночном небе. С победоносным воем ракета смяла тишину звёздного мрака в головокружительной свистопляске. Дюзы полыхали малиновым пламенем, готовые в любой момент вскинуть ракету назад, в небеса, но всё было спокойно вокруг. Песок, поднятый тучами в воздух, плотно окутал ракету, мелкие камешки сверкали в неверном звёздном свете, порывы ветра разносили по окрестностям запах огненного космодрома.  Наконец, двигатели смолкли, шум прекратился, и земная красавица, серебрящаяся покатым корпусом в лучах Деймоса и Фобоса, прочно стала на грунт. Ни единого движения, ни единого звука. Марс словно присматривается к гостье, вслушиваясь в остывающий воздух, приходит в себя после оглушительного грохота ракетной посадки. Наконец, люк раскрывается, и из корабля выходят люди…»

Я ловлю каждое его слово, которое маленькой хрустальной льдинкой вьётся в воздухе и медленно опадает в колодец вечности. Я не могу поверить, что это Брэдбери, добрый дядюшка Брэдбери, - да и как тут поверить? - но это именно он. Небосвод усеян мерным сиянием, светила мерцают с любопытством в вышине, подмигивают, нашёптывая: «Марс, древний загадочный мир, жемчужина цивилизации, гавань среди переплетённых нитей времени, успевай только смотреть вокруг да удивляться». Силуэт Брэдбери – недвижимая статуя на вытканном далёкими солнечными огнями полотне, и только его седые волосы, хорошо различимые в темноте, трогает ветер – не то марсианский, не то звёздный.

«Астронавты, вдыхая часто и глубоко разреженный холодный воздух, стоят не двигаясь. Они смотрят прямо перед собой, не в силах поверить глазам, - крохотные фигурки посреди беспредельности замершего мгновения. Два тусклых лунных диска тоже останавливаются неподвижно, совсем рядом друг с другом. Люди затаили дыхание: им кажется, что это сам Марс устремил на них взгляд с высоты. Тишина накатывается прибоем на место посадки, пенные волны её бьются оглушительно о корпус ракеты, и на миг среди высохшей давно пустыни вновь растягивается от горизонта до горизонта необозримый океан.

В это же мгновение солёный бриз развевает золотые кудри прекрасного юноши, облокотившегося о борт корабля и задумчиво глядящего куда-то вдаль, туда, где сходится ослепительное звёздное небо с отражением небесной сферы в серебристых океанских волнах. Парус – наполненная попутным ветром чаша – скрипит в темноте, корабль легко и уверенно скользит по лунной дорожке. Юноша закрывает на мгновение глаза и пытается представить себе, каким был бы Марс, если бы высохли в одночасье моря и океаны, исчезли реки и озёра, разрушились величественные мраморные города. Бесплодная пустыня открывается его мысленному взору, и ярким ночным светилам негде более любоваться отражением своей величественной красоты. Повсюду лишь песок и камни. 

Он видит своих далёких потомков, которые как лёгкие тени бродят по заброшенным городам, останавливаясь на кромке мраморных пристаней и с тоской вглядываясь в мёртвую даль. Высохшее дно постепенно опускается к горизонту, оно повторяет изгибы древнего океана, кажется: стоит лишь наполнить равнину водой, как оживёт пристань, забьются пенные валы о белоснежный камень порта, тугие паруса принесут из далёких морей стремительные корабли.  Фигуры стоят неподвижно, закутавшись в воздушные ткани, закрыв лица серебряными масками. Они знают, что прошлого не вернуть. И только время продолжает накатываться вечерними приливами к подножию бессмертного города.

 Небесная сфера медленно вращается вокруг корабля, и среди волн, пока ещё совсем низко, появляется яркая-яркая звезда. Юноша с упоением всматривается в её голубоватый свет, а летящий мимо ветер подхватывает шёпот марсианина и несёт дальше над волнами: «Божественная Шеейрх’ на Ди плывёт по реке времени и увлекает сердца за собой, небесно-синяя…»

На корме лёгкого, как свет Деймоса, песчаного корабля стоит девушка, закутавшись в голубоватую мерцающую вуаль. Её серебряная маска лежит рядом и провожает пустыми глазницами темноту проносящейся мимо пустыни. Сухой и колючий воздух шипит в парусах, всё дальше и дальше гонит одинокую древнюю шхуну, тысячи лет блуждающую в водах вечности. Девушка не сводит глаз с горизонта, и в какой-то момент грёзы её складываются с реальностью: бескрайняя пустыня, свет двух тусклых спутников, тишина. Внезапно в небе появляется неправдоподобно яркий огонь, он прожигает себе дорогу среди звёзд, опускаясь с высоты, он возвещает о своём прибытии громом, давно не звучавшим уже над этой равниной. Аккуратно, словно хрустальная чаша, дивный корабль касается поверхности и замирает. В окрестном молчании появляется еле ощутимое беспокойство, по барханам скачут песчаные призраки, поднимая в воздух облачка грязно-бурой взвеси. Некоторое время корабль стоит без движения. Девушка представляет себе, как в это время иноземные матросы складывают невидимые паруса, крепят шёлковые снасти, выбрасывают бронзовый якорь и с волнением смотрят в этот новый мир. Наконец, на песок опускается трап, по которому сходят две крохотные фигурки. Масштабы сразу меняются – корабль более не просто изящный силуэт, но могучая громада, подпирающая острым килем небосвод, тень его протянулась по равнине, окутав замерших неподвижно путников. Кто они, эти пришельцы? Одежда их серебрится во тьме, а лица скрыты за прозрачными масками… Лица, лица! О, что за цвет глаз! Мыслимо ли? А волосы? Совершенно фантастический оттенок! А губы? Шепчут что-то на своём языке, и даже ветер замер, прислушиваясь. 

Девушка смотрит вдаль, и в расплавленном золоте её глаз блестит поднимающаяся над горизонтом яркая звезда. Невольно поддавшись вперёд, марсианка очарованно глядит на мерцающее в бездонном мраке чудо, губы её приоткрываются, она шепчет магические древние слова: «Шайрх’ ин Дии, Шайрх’ ин Дии на небосводе этой ночью!» Руки девушки бессильно опускаются, ветер подхватывает маску и уносит её за борт, в замершие волны времени.

Палмер переступает с ноги на ногу и нарушает молчание:

- Какая, однако, необычная ночь…

- Ясное дело, - глухо отзывается Левенстон. – Это ведь марсианская ночь. Здесь всё должно быть по-другому.

- Как будто во сне, - продолжает удивляться Палмер. – Ни за что бы не поверил, что где-нибудь может быть такое прекрасное звёздное небо!

Левенстон садится на корточки и задумчиво разглаживает песок, сняв перчатку. Кварц поблёскивает отполированными гранями, будто мутное отражение расплескавшегося в вышине Млечного Пути. Ракета, гордо устремлённая ввысь, ребристые следы первых шагов вокруг неё и пядь суши, которую человек выровнял своей рукой – крохотный плацдарм надвигающегося переселения, тень грядущих ракетных стартов. Левенстон разглаживает песок дальше. Точно так же десятки новых экспедиций расширят площадь первых баз, построят города, проложат дороги, а там, глядишь, родятся первые люди на Марсе. Первые земные марсиане…

- Как думаешь, на этом месте установят памятник? – Палмер довольно щурится и причмокивает губами.

- Я соглашусь даже на мемориальную доску, - с улыбкой отвечает Левенстон. – Или хотя бы на крохотную заметку в учебнике по марсианской истории.

- Огромный памятник в виде нас с тобой, - Палмер не слушает, продолжает мурлыкать себе под нос. – Песок, песок, до чёрта песка, и тут вдруг из-за дюн показывается величественная скульптурная группа. Пилот и навигатор Стив Палмер бесстрашно глядит в небо, его мужественная челюсть оттенена заходящим солнцем, в одной руке он держит развевающееся знамя, в другой – ракетный штурвал…

- Сложно представить себе штурвал без прилагающейся к нему ракеты, - съязвил Левенстон.

- … а рядом, - самозабвенно продолжает Палмер, - фигура храброго капитана Роба Левенстона, вознёсшего земной глобус над головой. За астронавтами – громада корабля, недвижимо замершего в порывах колючего ледяного ветра…

- Было бы уместнее где-нибудь на Нептуне, - смеётся Левенстон. 

- Земля восходит, - очарованно выдыхает Палмер. – Вон как сверкает над горизонтом!

- Старушка-Земля! – шепчет Левенстон, любуясь крохотным бирюзовым диском среди холодных россыпей далёких звёзд.

Океан времени несёт на своих волнах три корабля, так непохожих друг на друга. Эпохи, люди, образы – всё переплетается в одном многокрасочном узоре, вселенные и миры играют свои тона и вместе рождают музыку времени. Изменчивые течения выносят на берега реальности то осколки минувшего, то картины грядущего, а порой миражи того, что только могло бы быть.
Три корабля встречаются во мраке. 

По пенным гребням летит, почти не касаясь воды, лёгкая шхуна под развёрнутым необъятно парусом. Золотоволосый юноша облокотился на борт и, сощурившись, всматривается во что-то, доступное лишь его взгляду. Корабль окутан завесой брызг и шелестом морских волн, которые разбиваются о покатый корпус.

Навстречу шхуне из лабиринта времени выносится стремительный песчаный корабль. Бритвенно-острый нос режет поверхность океанского дна, несёт перед собой облако пыли и протяжную завывающую ноту, будто сталь скрипит по песку. С высокого борта в пустоту перед собой устремила взгляд прекрасная девушка, лёгкая, как развевающийся шёлк её одежд. 

На поверхности, вытянув к небу сверкающий шпиль, стоит ракета. Песок под ней блестит лужицами остывающего стекла. В нескольких шагах от распахнутого шлюза замерли неподвижно две фигуры в скафандрах. 

Все они марсиане, рождённые на третьей планете или на четвёртой, уже мёртвые или ещё живые, встретились на перекрёстке времени этой необычной ночью, но так и не заметили друг друга, заворожённые одним – сиянием далёкой Земли над горизонтом».

Брэдбери молчит, глядя в необозримую ночь пустыни. Кроме свиста ветра – ни звука кругом. Мы сидим около костра, язычки голубоватого пламени пританцовывают в углях, на фоне тёмного неба высится исполинский корпус ракеты, слегка мерцающий, когда Брэдбери подбрасывает в огонь хворост. Я прижал колени к подбородку, обхватил их руками и наблюдаю за своим волшебным спутником, а он задумчиво перебирает иссохшие стебли марсианских трав, осторожно кормит пламя, шевелит порой губами, приготавливая из слов новый дивный напиток.

Сложное чувство охватывает меня. Я в скафандре, но шлем мой покоится рядом на песке, прохладный марсианский воздух наполняет лёгкие, а кислородные баллоны вместе с остальным дыхательным оборудованием сложены около ракеты. Надо мной сияют звёзды, и я вижу их собственными глазами, ветер трогает колючими песчинками лицо, доносит терпкий аромат костра. А в двух шагах, подобрав под себя ноги, сидит Рэй Брэдбери, в пиджаке, накинутом на белый свитер, словно он вышел из дому пять минут назад, чтобы показать редкому гостю настоящую марсианскую ночь. Марс вокруг меня то замирает совсем, чуть дыша, то свистит около ракеты, завывая в дюзах, то крадётся вокруг костра по границе света и тени, приглядываясь ко всему и прислушиваясь. Луны скрылись из глаз.

- Дядюшка Рэй, но ведь это не тот Марс, который мы видим в небе по ночам? Какой-то другой, куда не ступала ещё нога человека и где не побывали наши роботы-исследователи, так ведь?

- Это Марс, - улыбается Брэдбери, глядя на меня, и я вновь чувствую себя любопытным мальчишкой рядом с мудрым и спокойным наставником. – Есть ли разница между ними?

- Этого Марса не существует, - неуверенно говорю я.
Брэдбери вскидывает брови, смеётся.

- Он вокруг тебя. Ты видел древние города, нетронутые временем, серебряные книги, мозаики и картины. Оглянись только вокруг – да вот же он, твой несуществующий Марс!

- Всё кажется абсолютно реальным, но я не могу поверить.
- Реальность зачастую представляет собой причудливую смесь внешнего и внутреннего. Представь, что ты читаешь интересную книгу. Мир вокруг тебя никто не отменял, однако в то же самое мгновение ты можешь быть очень далеко, там, куда не добралась ещё своей смелой мыслью даже наука. 
- Разве может фантазия настолько окрепнуть в сознании, что окажется неотличимой от реальности?
- Ты ведь здесь, - Брэдбери подмигивает мне. – Никто не сумеет доказать, что всё это ты просто выдумал.
- Но как возможно попасть сюда, дядюшка Рэй? – у меня вдруг перехватывает дух.
- Гляди, твоя красавица, - Брэдбери кивает на устремлённую ввысь фигуру ракеты. – Шестьдесят миллионов миль. В это время года – не больше пятидесяти.
- Марс - не для человека с планеты Земля. Слишком разреженная атмосфера, недостаточное давление, практически полное отсутствие кислорода, низкая температура… Чтобы продержаться на поверхности, нам придётся таскать с собой громоздкое оборудование, на обустройство первых баз уйдут годы. Десятилетия понадобятся человечеству, чтобы закрепиться на Марсе.
- А между тем, - Брэдбери глядит на часы, - ты здесь уже девятнадцать часов без шлема, жив - здоров, дышишь полной грудью и ни капельки не замёрз.

Я окончательно сбит с толку.
- Эта планета удивительно похожа на ту, которую ты описывал, дядюшка Рэй. Неправдоподобно похожа.
- Скажи больше – совсем такая, как в моих книгах.
Я начинаю понимать, почему с самого первого мгновения мне всё показалось таким знакомым и родным.
- Каналы, города, даже моя ракета! Будто всё написано тобой, будто собрано в твоём сознании.
- Мой мир, - кивает Брэдбери.
- Дядюшка Рэй, он остался в книгах. В твоих книгах и в наших сердцах. Но во Вселенной его нет более нигде. 
- Миры не уходят бесследно, мальчик мой, они существуют. – Брэдбери помолчал. – И я существую.
- В нашем воображении – да, но...
- Могущество воображения безгранично. Оно способно творить нечто большее, чем просто цепочки символов на бумаге. Самое главное – мысль, а она нетленна. Представив себе новый мир, ты наполовину уже создал его. Оглянись, что ты видишь вокруг?
Я вновь всматриваюсь в бескрайние разливы мёртвого песчаного моря, которое уже стало мне совсем родным. Небо за далёкой цепочкой гор начинает светлеть, звёзды гаснут, словно выключающиеся автоматически ночники. Моё дыхание становится паром, тот же пар вырывается из груди Брэдбери, мороз окутывает корпус ракеты, и конденсат разрисовывает металл вокруг шлюза затейливыми узорами. Марс здесь же, вьётся вокруг нас, около потухшего костра, такой же реальный, как и мой волшебный собеседник.
- Я вижу Марс. Настоящий Марс, каким представлял себе всю свою жизнь. Единственный, древний, сказочный Марс, с городами, каналами и, - я задерживаю на секунду дыхание, - и с тобой, дядюшка Рэй.
- Не бойся мечтать, мой мальчик, - Брэдбери улыбается. – Каждая твоя мысль есть новый мир, огромный, красочный, который существует в тебе и независимо от тебя. Стоит лишь захотеть – и ты попадёшь в него, полетишь к далёким звёздам, переплывёшь могучую реку времени, прогуляешься по древним хрустальным городам с башенками из разноцветного стекла. 
Я упиваюсь его словами, как воздушным нектаром утреннего Марса. Первые лучи Солнца играют на корпусе корабля, зайчиками скачут в очках Брэдбери. Он сидит прямо передо мной - живой, светлый, родной, и я готов вынуть душу из груди и оставить здесь же, на крупном марсианском песке.
Рэй Брэдбери. Огромный красочный мир, неисчерпаемый источник новых вселенных, яркий маяк на все времена – прямо передо мной, сияет и зовёт куда-то туда, где шуршат страницы серебряных книг, молчат древние города, шепчутся дюны под высоким марсианским небом, отражённым в глазах своего создателя.
И был он смуглым и золотоглазым.

По материалам: www.proza.ru

Они появились внезапно. Мы проводили рядовой рейд против фрегатов странников звездного ветра

как один из дальних сканеров засек еще один корабль. Он находился на окраине нашей звездной системы 
далеко за пределами последней планеты, которую мы еще не колонизировали. На секунду Я подумал что сканер
ошибся и зафиксировал простой рой астероидов, однако когда мы подошли ближе то ясно увидели на
своих мониторах, огромный корабль. Это был дредноут. Огромный дредноут странников. Ни кто не знал
зачем они прилетели и что задумали. По началу все говорили, что они прилетели на подмогу к своим
фрегатам, которых мы успешно уничтожали в своей системе. Однако время шло, а корабль не проявлял 
ни какой агрессии. Он просто стоял на окраине системы и все. Мы не могли понять, что происходит.
Они не улетали, не нападали, не собирали ресурсы. А лишь просто наблюдали. Зачем прилетать на самом
мощном корабле и просто наблюдать, если можно было послать пару исследовательских шаттлов? Наши ученые терялись в догадках.
Нападать на линкоры звездного ветра, которые иногда появлялись в нашей системе, мы не решались. На дредноут
тем более ни кто не собирался нападать. Сообщение о странном корабле было отправлено всем планетам и их лидерам.
Был созвано экстренной космическое собрание, на котором было принято решение отправить к незваному гостю исследовательский шаттл.
В тот же день мне был отдан приказ подготовить и отправить автоматический шаттл для разведки.
Шаттл был подготовлен в кратчайшие сроки. Им стал старый, но хорошо зарекомендовавший себя, шаттл Ямато.
Все затаили дыхание. Вот вот должны были прийти данные о корабле, когда же они пришли, нас охватил ужас.
То, что Я и все на корабле увидели на своих мониторах поражало воображение. Это были не странники звездного ветра.
Это были АНГЕЛЫ ГРАВИТАЦИИ. О ангелах гравитации мы знали лишь одно, у них чудовищно мощные корабли. 
Сообщение о них ни на шутку напугало всех жителей нашей системы. Ведь буквально у нас перед носом стоял корабль
который мог уничтожить весь наш флот. А тем временем Ямато приближался все ближе и ближе к дредноуту, передавая все
больше и больше сведений, и в этот момент яркая вспышка озарила туманность за пределами нашей системы. Ямато был уничтожен.
Мы потеряли шаттл но получили ценные сведения. Эти сведения будут переданы космической федерации и нашим ученым. Это поможет нам
понять, как уничтожить их корабль. 

Капитан линкора Discovery Эдралл Мичь
Конец сообщения..

По материалам группы: http://vk.com/aeonline

Корабль падал, заваливаясь на левый блк, вспарывая воздух яростным щумом горящих двигателей, заполивших все вокруг густым дымом. Тормозные дюзы моментально сорвало ударом и отбросило назад, крейсер врезался в каменистый грунт, вспахивая его, выбрасывая горы почвы и ошметки деревьев, куски смятых и разорванных шпангоутов, его развернуло всторону, левое крыло превратилось в океан пламени, крейсер натолкнулся на скалу, снося ее, перевернулся, озарив небо вторым взрывом, корпус разломился пополам, кормовая часть сполза по обрыву и рухнула в каньон, там полыхнула новая вспышка, куда мощнее - взрыв реактора и топливных блоков - носовую часть отбросило в неглубокую ложбину, края которой оплавились от жара раскаленного металла, потом сверху посыпались камни и клочья земли, и все стихло, только слышался треск горящих растений. Через час, когда окружающий лес выгорел полностью, а обшивка поостыла, люк шлюза провернулся, и человек ступил на еще не остывшую почву...

По материалам группы: http://vk.com/aeonline

Ему никогда не нравился город. Шумные улицы, забитые машинами, задымленный воздух, уродливые трубы и небоскребы, утопающие в смоге, злые люди, которым некогда жить. Он старался бывать там как можно реже. Но теперь, глядя на пустые, засыпанные пеплом остовы зданий, на заваленные обломками улицы, на догорающие дома, он понял, что было нечто величественное в этом человеческом муравейнике. Зен перевел взгляд и посмотрел на Купол. На пределе возможностей оптики он разглядел возвращающиеся колонны артилерии. Они уничтожили город. Сейчас и ему нужно убираться отсюда, скоро прибудут отряды зачистки. Зен проверил надежность креплений, зафиксировал камеру и не оглядываясь пошел к машине...

По материалам группы: http://vk.com/aeonline

Это была его 36 или 34 по счету стройка. Сиджах уже сбился со счета: планеты были однообразны, базы колонизации – однотипны, а строительная техника и оборудование – родными до тошноты. Интересным покорение планет, как это было в академии и на первых объектах, уже не казалось. Он прилетал на планету, огораживал стройплощадку огромным каменным валом, устанавливал примитивную металлическую несущую конструкцию, делал простую термоизоляцию и устанавливал пластиковую светопроницаемую крышу, которую потом защищал несколькими слоями противометеоритных сеток, даже если метеориты присутствовали только в соседней звездной системе. Несколько гектар взлетных площадок, пара километров транспортных туннелей, несколько десятков километров заграждений и системы видеонаблюдения. Оканчивалась стройка запуском и настройкой двух десятков спутников, после чего весь объект сдавался военным и представителям будущей местной администрации. В общем, ничего нового за последние 36 или 42 стройки…

Сиджах действительно был первооткрывателем в каком-то смысле: потом под его крышами и за его валами начинали возводить жилые блоки, промплощадки, боксы для техники. Если планета оказывалась стоящей – развивались города или полноценные колонии. Но их население обычно не превышало и 5 млн. жителей. И что это были за поселения? Они состояли просто из сотни таких же накрытых плексиглазом площадок, под которыми находилось одинаковое оборудование, одинаковые здания и машины, одинаковые люди…
Сиджах мечтал немного о другом будущем. Он хотел быть главным архитектором Центрополии: строить ажурные титановые здания покрытые бронированным кристаллическим стеклом, гармонично развивать территории, как их учили на парах космоландшафного проектирования, возводить мегатранспортные магистрали, по которым ежеминутно перемещаются миллионы тон груза и сотни тысяч восхищенных путешественников. А еще он мечтал построить громадный сине-зеленый курорт с живыми домами-грибами и массой водяных и желейных аттракционов, с зоопарками, которые бы населяли не меньше полутора миллионов представителей фауны из различных систем и с огромнейшим во Вселенной дендрариумом, в дебрях которого стояли бы музеи с раритетами со всех строек, которые он выкопал за последние 47 или 34 стройки. Под такую стройку не хватило бы даже целой системы… 
Но Сиджах, получив лицензию на «первооткрывательство», стал хорошим колонизатором, а на лицензию архитектора еще предстояла пахать и пахать… Да, если все что он откопал в котлованах за последние годы своих странствий выставить в музеях – туда бы толпы повалили. Только военные жалко не разрешают. «Странный мне сектор достался, - часто думал Сиджах, - вот почему лицензия сюда стоила дешево, оплата повышенная, а контроль усиленный… Что же здесь все таки произошло?»
Остатки кораблей и жилых поселений Сиджах находил очень часто. И даже не будучи археологом, он научился неплохо в них разбираться. Он четко мог определить останки молодой или древней цивилизации, их примерный уровень развития. Если попадался остов крейсера, развалины орбитальной станции или останки спутника, то он тоже понимал и мог неплохо описать тех, кто был создателем этой находки. Это была странная система. Сиджах догадывался, почему военные так тщательно изучают каждый окисленный кусок титана или окаменелый развильчатый остов, похожий на остатки живого существа: раньше жизнь здесь активно кипела, и поэтому могла где-то сохраниться. Только никто не знал как именно и в каком виде встретит эту жизнь. А может и наоборот – не встретит вовсе…
Но предосторожности были не излишни – это понимали все и никто не жаловался. Хотя эти раритеты можно было продать и дороже, чем платили за них по лицензии «первооткрывателя»…

По материалам группы http://vk.com/aeonline

Настоящая книга, написанная выдающимся популяризатором науки Я.И.Перельманом, знакомит читателя с отдельными вопросами астрономии, с ее замечательными научными достижениями, рассказывает в увлекательной форме о важнейших явлениях звездного неба. Автор показывает многие кажущиеся привычными и обыденными явления с совершенно новой и неожиданной стороны и раскрывает их действительный смысл.

Задачи книги – развернуть перед читателем широкую картину мирового пространства и происходящих в нем удивительных явлений и возбудить интерес к одной из самых увлекательных наук – к науке о звездном небе.

Для всех, кто интересуется астрономией, в том числе учителей, лекторов, руководителей кружков, любознательных школьников.

Формат книги fb2

Еще совсем недавно нам трудно было даже вообразить сегодняшний мир привычных вещей. Какие самые смелые прогнозы писателей-фантастов и авторов фильмов о будущем имеют шанс сбыться у нас на глазах? На этот вопрос пытается ответить Мичио Каку, американский физик японского происхождения и один из авторов теории струн. Из книги вы узнаете, что уже в ХXI в., возможно, будут реализованы силовые поля, невидимость, чтение мыслей, связь с внеземными цивилизациями и даже телепортация и межзвездные путешествия.

Формат fb2

Астрономия — сплав физики, математики и бездонной красоты звездного неба — не одно столетие вдохновляла человечество на осознание своего места во Вселенной, на поиски и открытия. Эта обширная область науки обладает собственным языком, который, однако, может освоить и человек, не имеющий специального образования. В этой книге в доступной форме дано краткое описание основополагающих идей астрономии, а также современные принципы и факты, необходимые для всех, кто хочет узнать как можно больше о ночном небе. Вы узнаете о черных дырах и гравитационных линзах, о пульсарах, квазарах и многом другом, что поражает воображение, заставляя людей с пристальным интересом всматриваться в небеса. Статьи расположены в алфавитном порядке.

Книга предназначена для широкого круга читателей, а также для учащихся школ и вузов.

Формат книги fb2

Британский астрофизик Стивен Хокинг, один из блестящих ученых нашего времени, известен не только смелостью идей, но также ясной и остроумной формой их изложения. Он увлекает читателя к переднему краю исследований, где правда кажется причудливее вымысла, и простыми словами объясняет принципы, которые управляют Вселенной. Соавторство Стивена Хокинга и Леонарда Млодинова, специалиста по квантовой теории и теории хаоса, являет собой успешный творческий тандем, что уже подтвердило их совместное произведение «Кратчайшая история времени», которое имело небывалый успех.

«Высший замысел» — новая захватывающая работа этих удивительных авторов. Цель этой книги — дать ответы на волнующие нас вопросы существования Вселенной, ответы, основанные на последних научных открытиях и теоретических разработках. Они приводят нас к уникальной теории, описывающей огромную, изумительно разнообразную Вселенную, — к теории, которая позволит нам разгадать Высший замысел.

Тишина. Темнота. Яркий свет. Нестерпимый металлический грохот. Эхо.

- Я жалею только об одном, Кейл.

- И о чём же?

- О том, что на этом проклятом корабле нет ничего, чем можно было бы убить тебя. Раз и навсегда.

- Меня ведь тоже здесь нет. И как же ты осуществишь свой гениальный замысел? 

- Где бы ты ни был, умри, наконец. Зачем мучаешь меня?

- Это твоя совесть, Оори. Я тут ни при чём. Я давно умер.

- Что есть я, Кейл? Лишь пыль. Но ты даже не пыль. Ты ничто. Меньше, чем ничто.

- Все мы – ничто. И только нечто извне даёт нам силу. Или всего лишь видимость силы? Ты молишься Ему перед сном?

- К чему мольбы? Человек слаб и ничтожен. И только в борьбе с сильным он сам может стать сильнее.

- Я не машина, почему же ты не веришь мне? Открой свои глаза!

- Потому что человек слаб. А ты был человеком.

- Оори, зачем ты бросил меня там?

- Потому что я Оори, а ты Кейл. Мне нужно попасть домой, тебе же суждено сгинуть в недрах жуткого мира. Навечно.

- Как ты можешь вершить судьбы? Шестерни мироздания движимы машинами, а не людьми. 

- Машины созданы человеком. Я верю.

- Покайся, Оори. Человек слаб и беспомощен. В железе сила. Ты бросил меня умирать под чужим солнцем. Ведаешь ли, на какие муки обрёк брата своего?

- Мне нужно попасть домой. – Оори упрямо сжал губы. – Ради машин, я хочу вновь увидеть дом.

- Вернись за мной, Оори. Забери меня.

- Нет, Кейл. Каждый – спасение себе, тебе же спасения не будет в этом времени.

- Не думал ты, что и у меня есть желание вернуться домой? Что я так же страдаю, так же живу и люблю так же, как ты?

- Человек слаб, - вновь повторил Оори. – Ему свойственно не возвращаться. Что ещё более ему свойственно – так это умирать.

Кейл поднялся на ноги.

- Тогда и ты не вернёшься. Сгниёшь бок о бок со мной. Ржавчиной покроются глаза твои, и скафандр пусть истлеет твой, и да не увидишь дома ты никогда! Клянусь машиной!

Оори открыл глаза. Новый день. Новый кошмар.

На потолке, подобрав под себя ноги, неподвижно висел паук. В неверном свете лампы его крохотное тельце маслянисто переливалось, диод встроенной камеры тлел почти разрядившимся угольком.

- Дьявол из машины! – рявкнул Оори, схватил шлем и с силой швырнул в мерзкое создание, но промахнулся. Мгновенно возвратившись к жизни, паук выпустил механические ноги и, дробно перестукивая ими по алюминию потолка, скрылся из глаз. Шлем с хрустом рухнул на приборный столик, зазвенело разлетающееся по полу стекло.

Растирая дегтярно-грязной рукой красные от нездорового сна глаза, Оори тяжело сел на краю койки. Где-то в коридоре шипело радио, изредка разрезая тишину резким повышением громкости. Помехи плыли в воздухе многослойными структурами, отбрасывая кривую тень на воспалённое воображение. По стенам плясали неясные образы, один за другим скрываясь в пасти раскрытого настежь шкафа. Оори глухо застонал и с трудом поднялся на ноги. Перед глазами поплыли концентрические круги, тени отделились от стен и вышли на середину комнаты.

Собрав последние силы, Оори скомандовал: «Свет». Несколько раз мигнув, зажглись дневные лампы, стерильно белые лучи залили каюту. На полу резче обозначились лужицы засохшего тавота. Рядом с наполовину разобранным механизмом поблёскивали оголённые провода и россыпи микросхем. Тяжело дыша, Оори сделал несколько шагов вперёд, вытянув перед собой руки, словно слепой. Под сапогами скрипел металл и лопались куски стекла, но Оори ничего не замечал, кроме заветного аптечного ящика на стене. С опозданием включилась система вентиляции, и в стоячем воздухе затанцевали звёздочки пыли. Густой запах машинного масла постепенно растворялся, выветриваясь. Оори схватился за стену, распахнул ящик, сгрёб половину содержимого на пол и, уже почти ничего не видя, нащупал нужную ампулу.

- Зачем ты оставил меня там? Ответь мне! Зачем? 

Молчание. Оори отдыхал, прислонившись спиной к ледяной стене. Боль отступала, оседая снежными хлопьями в затылке.

Кейл осторожно, чтобы ничего не раздавить, подошёл и сел рядом.

- Сначала меня бросило о скалы. Кажется, кислородный баллон выдержал, но азот утекал катастрофически быстро. Я попытался встать, и тогда меня бросило второй раз. Ног я уже не чувствовал, обе были сломаны.

Оори закашлял, не открывая глаз.

- Единственное, о чём я думал в тот момент – наш груз, - продолжал Кейл, - наш груз. Ты был где-то рядом, в проклятом тумане, за этим гребнем или за тем, и когда валы отступали, я слышал, как ты сыпешь проклятия и упрямо лезешь по камням. Мне хватило бы сил, чтобы позвать тебя, но шлем быстро наполнился кровью. Нестабильный контакт рации поминутно бил током, и всё лицо сводила судорога. Оба предплечья были вывихнуты тросами, но я не мог их отвязать – на другом конце были контейнеры, а в одиночку тебе бы их никогда не дотащить до корабля. Что мне оставалось? Я полз, захлёбываясь собственной кровью, и гребни накрывали меня с головы до ног. Тогда пробило и кислородный баллон, и скафандр начал окисляться прямо на мне. Ты можешь себе это представить, Оори?

Оори приоткрыл глаза, фокусируя возвращающееся зрение.

- И тогда я увидел тебя. Буря налетала с новой силой, валы неслись один другого выше, и ты стоял перед ними, глядя прямо на меня – готов поклясться, прямо на меня! – и резал верёвку. Смерть была слишком жестока, чтобы забрать меня в ту секунду или в следующую, я лежал на острых камнях, в расслаивающемся от термического напряжения скафандре, со сломанными конечностями, почти ничего не видя и не слыша. А ты…

Со стоном Оори поднялся на ноги и неуверенно двинулся к выходу.

- Что тебе нужно, Кейл? Ты приходил ко мне во сне, теперь ты не даёшь мне покоя и в реальности. Сейчас я не сплю. Двойная доза FG-7 позаботилась об этом.

- Поклянись шестернями, что не спишь, и я отправлю тебя в грохочущий железом ад за ложь.

Оори хрипло рассмеялся.

- Я собираюсь починить генератор саркофага и заснуть до прибытия домой. Если хочешь, помоги. 

- Вернись за мной, Оори. Заклинаю тебя, забери меня оттуда!

Оори остановился в дверях, обернулся и внимательно взглянул на Кейла.

- Если ты уже умер, зачем мне возвращаться за тобой?

Кейл упрямо мотнул головой.

- Я ещё жив, Оори. Я всегда буду жив, пока ты не вернёшься.

- Это из-за того, что было в контейнерах? – Оори сощурился.

- Это из-за того, что было во мне.

Молчание. Треск помех.

- Что найду я, если вернусь? От твоего тела не осталось и пригоршни атомов.

- Замолчи, глупец! Что тебе ведомо о мучениях? – Кейл вдруг задрожал. – Что ты можешь знать о страхе, выворачивающем душу наизнанку, о неистовом ужасе, который медленно выбирается из лопнувшего контейнера и приближается к тебе, а ты не в силах ни пошевелиться, ни проснуться, ни умереть? 

- Из контейнера? – Оори похолодел. – Это невозможно. Ты готов придумать что угодно, чтобы я разделил твою участь, но этого не будет.

- Тогда у тебя есть только один выход.

- Какой же?

- Исповедуйся железу, облегчи душу. И возвращайся за мной.

- Я не молюсь машине. Я больше не верю в силу шестерён. Мне нужно починить генератор и добраться до дома, всё остальное – в топку мартена, Кейл. И тебя туда же.

Кейл грустно улыбнулся.

- Но ты даже не знаешь, что видел я после твоего старта. Ты даже смерть свою не видел.

Оори замер на полушаге.

- Ты призрак, Кейл. Что ты можешь поведать мне? Тебя породила машина, чтобы защитить свои интересы. Я человек и не могу победить железо, но у меня есть кое-что, - Оори легонько постучал себя пальцем по голове, - чего нет у тебя. Воображение. Слыхал о таком?

- Ты умрёшь рядом со мной, - серьёзно произнёс Кейл.

- Между нами полгалактики пути и, слово разума, я ни на градус не отклонюсь от курса. Ты говорил о своей тоске по дому, о том, что способен чувствовать и любить, но я тебе не верю, как не верил никогда.

- Я знаю, что видел ты, Оори. Ты видел обугленный кусок мяса без рук и ног, из которого фонтанами била кровь, в пробитом насквозь скафандре, в растрескавшемся шлеме. И этот кусок мяса полз к тебе по камням, размазывая внутренности по породе. И он тянул к тебе руки. И это был я.

- Я не знаю, что видел ты, - отвернувшись, произнёс Оори, – ты не знаешь, что видел я. Машины могущественны, а человек слаб. Мы машины.

- Не говори так. Не кощунствуй.

- Если ты расскажешь мне, что видел, я отвечу тем же.

Кейл поднял с пола кусок оплавленного металла и принялся нервно вертеть его в руках.

- Когда ты стартовал, Оори… - Кейл на мгновение запнулся, - когда дал максимальное ускорение по оси, корабль ослушался тебя. Ты свечой уходил в небо и катастрофически быстро падал.

Поражённый, Оори вновь опустился на пол. Металл в руках Кейла видоизменялся на глазах, но Оори совсем не смотрел в ту сторону.

- Наш с тобой корабль, новенький, блестящий отполированными дюзами, стремительно набирал высоту. Наш с тобой корабль, ржавый, с оплавленными бортами и начисто снесённым грузовым отсеком, расплёскивая из топливных каналов плазму, с глухим предсмертным гулом рушился прямо на меня.

Оори глядел в одну точку, Кейл нервно выгибал железные прутья и бросал на пол. Радио тихо шипело в коридоре.

- Я вернулся за тобой? – тихо спросил Оори.

- Не знаю, - прошептал Кейл и сразу как-то сник. – Ты улетал. И ты возвращался.

- Я планировал срезать грузовые отсеки вместе с балластом машин и бросить в каком-нибудь метеоритном поясе, - Оори подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. - Это избавило бы меня от возможностей вернуться за тобой или добраться до дома.

- Знаю.

- Это моё воображение, Кейл. Это то, чего нет у тебя. Поэтому ты не можешь знать. И не мог предвидеть.

- Если тебе кажется, что я машина, - Кейл невесело усмехнулся, - то тебе следует понимать, что машины умеют предсказывать. Более того, именно они двигают шестерни судеб.

- Железо существует по законам логики, мой же ход был бы совсем нелогичен. Его невозможно было бы предвидеть, он бы вышел не только за рамки мира шестерён, но и людей.

- В своём стремлении добраться до дома ты готов был пожертвовать не только мной, но и самим возвращением домой?

- К чёрту, - Оори поднялся. – Починив генератор, я смогу запустить саркофаг. Большего мне не надо. Разумеется, если ты окажешь мне услугу и исчезнешь.

- Что можно ожидать от мёртвого? Я и так умер, ты же гонишь меня даже отсюда. За что?

Ничего не ответив, Оори вышел из отсека. Какое-то время в коридоре были слышны его тяжёлые шаги, хруст мусора под сапогами и частое дыхание. Потом шаги вдруг стихли, раздался пронзительный скрежет, звук лопающегося пластика и треск искр. Радио замолчало. Навсегда.

Кейл не двинулся. Он сидел в той же позе, безвольно опустив руки и отрешённо глядя в пол, рассыпанные в беспорядке детали ржавели на глазах. Кейл не двигался и не дышал. Вентиляция и свет выключились, тишина едкой взвесью повисла в пыльном воздухе. Кейл оставался по-прежнему недвижим, и только одинокая слеза медленно сбегала по его щеке. На потолке погас красный диод, ярче подчёркнутый кромешной темнотой. Паук выпустил ноги и, дробно стуча по алюминию, выполз за дверь. 

Камера саркофага занимала почти всю палубу, сам же саркофаг покоился на постаменте трансформаторов в центре зала. Титановые кольца, спиралями опускаясь с потолка, были обвешены лианами шлангов и проводов, отчего в полумраке казались тенями тропического леса. Двойной ряд генераторов, расставленный монументальными колоннами вдоль стен, матово поблёскивал и упорно молчал.

Оори поднялся и нервно заходил между разложенными на полу внутренностями механизмов. Саркофаг так и манил к себе, но дело по-прежнему оставалось далёким от завершения. Приборные панели саркофага чернели мёртвыми экранами, и ни одна искорка не пробивалась из глубин обширного зала.

Оори думал о машине. О её дьяволе и о её боге. О том, что она порождала и чего так упорно добивалась. Поклонившись металлу, отдав ему нити судьбы и первенство в мироздании, люди понадеялись снять с себя бремя ответственности за собственные деяния, ошибки и просчёты. Машины умнее, быстрее и надёжнее хрупкого человеческого материала, они слышат молитвы и справедливо судят, вознаграждают за подвиги и посылают муки совести за малодушие и предательство. Предательство!

- Я не предавал! – в отчаянии закричал Оори, схватил первый попавшийся под руку инструмент и запустил им в саркофаг.

С глухим стуком металл ударился о стену. Тишина.

Плача от бессилия, Оори опустился на колени.

- Ты повелел и я выполнил. Ведь это был твой приказ! Мне абсолютно не нужно знать, зачем мы приземлились на эту тысячи раз проклятую планету или что было в том контейнере. И буря, налетевшая внезапно и без малейшего предупреждения с твоей стороны. И твой приказ вернуться, когда… Мне не нужно знать. Это дела шестерён, а не людей. На то твоя воля. Но кара почему мне досталась? Ты ведь не предвидел, не мог даже догадываться, что я замыслил. А Кейл знает. И ты теперь знаешь.

Вытерев тыльной стороной ладони глаза, Оори поднялся.

- Кейл, Кейл… Что он для тебя? Расходный материал, раб, часть снаряжения, как и я, как и все мы. Нет ропота в моих словах, ты велик и совершенен. Но объясни, зачем? Дай ему умереть, дай мне заснуть! Не мучай нас! Не мучай!

Саркофаг оставался безмолвен. Рубленные стены, слабо освещённые тусклыми лампами, выступали из мрака геометрически совершенным силуэтом. Устремлённость и прямота линий, тусклый блеск, тишина. Полнейшая тишина. Оори напрягся.

Кейл сидел за пультом управления и беззвучно листал какую-то книгу.

- Проверь цепи питания между основными и промежуточными генераторами, - произнёс, не отрывая глаз от страницы, Кейл. – Может, там появился призрак, который не даёт тебе покоя, пока ты спишь в саркофаге?

- Я молился машине.

- А что тебе остаётся ещё? – Кейл взглянул на Оори исподлобья и резко добавил. – Раб!

Оори, словно получив удар, невольно отступил назад.

- Ты пытаешься действовать максимально непредсказуемо, чтобы вырваться из контроля машины, но даже не понимаешь, зачем тебе это нужно.

- Свобода губительна, я знаю, - растерянно ответил Оори. – Мне важно разобраться, что такое машина. Что есть я и, - он поднял глаза на Кейла, - что есть ты. Если бы ты сказал мне, что было в том контейнере…

Взгляд Кейла заморозил слова прямо в горле Оори, и он с кашлем повалился на пол.

- Тебе совсем не хочется этого знать. Скажу больше: ты бросил меня не потому, что тебе так сказали, не пытайся обвинить в преступлении чужую волю. Дело ведь не в команде, которую ты получил тогда, когда заметил меня?

Оори, с трудом глотая воздух, распластался на забрызганном маслом полу. Кейл встал и подошёл ближе.

- Интересно, что же он тебе такое сказал, после чего ты отважился на предательство? Предательство, Оори, иначе и не назовёшь. Что заставило тебя обрезать тросы? Почему ты стартовал на форсаже, унося ноги с планеты? – Кейл облизал губы. – И как смог бросить друга умирать?

- Он сказал, что мне придётся вернуться, - Оори говорил хрипло, не раскрывая крепко сжатых глаз. – Но я знал, что не вернусь туда никогда. Бог ли это из машины или дьявол, не важно. Не вернусь.

- А может, - Кейл помолчал, - может, и не было никакой команды?

Оори не шелохнулся.

- Может, и машины никакой нет? Может, и меня нет, Оори? Это лишь твоё сумасшествие, не более того. Так, призрак брошенного на далёкой планете товарища, дух воспалившейся совести, галлюцинация, видение…

- Замолчи! – прошептал Оори.

- Кем ты меня вообразил? Порождением Его? – Кейл кивнул на саркофаг.

- Ты всегда был Его творением. Живой или мёртвый. Не забывай, кому обязан.

- Чем это я Ему обязан? Приказом о собственной смерти? Погляди на себя, Оори, погляди, во что ты превратил корабль и во что превратился сам. Ты молишься машине, хотя совсем недавно высмеивал рабскую покорность человека.

Оори поднялся. Туманным взором он пробежался по полу в поисках нужного инструмента.

- Нужно работать, Кейл. Я починю генератор и доберусь до дома.

- Посмотрим, - равнодушно ответил Кейл и вернулся на своё место за пультом управления.

Оори последовательно откручивал железные плиты пола, отбрасывая их в сторону. В черноте подполья обозначились изогнутые спины могучих механизмов, Оори включил диодный фонарь, и в его убийственно ярком свете заплясала вокруг катушек пыль. Тишину нарушали удары инструментов и скрежет, звон разбрасываемых плит, утробное гудение автоматических отвёрток. Воздух насквозь пропитался машинным маслом, иногда чередовавшегося для разнообразия лениво перетекающими волнами озона. Кейл читал.

Оори разобрал почти пол-отсека, когда наткнулся на неисправность. Поломку несколько иного рода. Он отбросил тестер, сел на крайнюю плиту, свесив ноги в переплетение машин, и крепко задумался. Конечно же, саркофаг работал, иначе быть не могло. Неясно, почему он молчал, почему отказывался решить все проблемы одним-единственным импульсом, но работоспособность его, как и предполагалось, была бесспорна. Неисправность… в человеке? В самом Оори? Внешний фактор, какой-то мощный внешний фактор. Что разрушило его жизнь? Что лишило надежды на возвращение домой?

Кейл.

Постепенно в голове Оори начал вызревать план. Простой и верный. Снова взяв в руки инструменты, он спустился в подполье, занятое машинами, и, делая вид, что продолжает проверять электрические цепи, обошёл вокруг пульта. Пересоединить канал от генераторов к системам управления – минутное дело. Так, теперь найти нужную траекторию удара. Кейл, положив локти на пульт, углубился в чтение и, казалось, ничего не замечал. Оори вытер ладонью пот, отчего лицо пересекла ещё одна дегтярно-чёрная полоса. Его мозг лихорадочно работал. Выход был где-то рядом.

- Ты когда-нибудь задумывался, что такое саркофаг? – неожиданно спросил Кейл.

Оори вздрогнул.

 - Какое мне дело? Достаточно того, что он отвезёт меня домой.

- Ага, - Кейл улыбнулся, - отвезёт.

- Послушай, - Оори продолжил работу, иногда поглядывая мельком на товарища, - я не собираюсь за тобой возвращаться. К тому же, раз тебе всё известно, то ничего не сделаю с машинами. Следовательно, у тебя не осталось ни одной причины задерживаться в моём сознании. Просто исчезни.

Кейл расхохотался.

- Добрый, наивный Оори! Ты вернёшься за мной, и не может быть иначе. У тебя просто нет выбора. Я вижу, как ты возвращаешься, и пусть на корабле уже не было машин, которые ты благополучно сбросишь в каком-либо метеоритном поясе, но противиться реальности не в твоих силах, пойми. Ты предал меня, предательство никакой кровью не отплатить, но против судьбы, предсказанной машиной и начертанной шестернями, человек бессилен.

- Я не верю в судьбу, - ответил Оори, соединяя последние контакты.

- Ты пытаешься бороться, - грустно улыбнулся Кейл. – Бороться против машины, хоть и знаешь, что она твой Бог, и что ты сам из неё. Скажи, что судьбы нет, и исчезни.

- Исчезни! – вдруг закричал Оори, обхватив голову руками, падая всем телом на лежащие в беспорядке железные плиты. Ярчайшая вспышка осве… 

- Я умер?

- Нет уж, это я умер. А ты жив.

Оори недоверчиво огляделся. Гладкие стены. Полумрак. Выточенные неведомыми инструментами параллельные борозды в граните, куда симметрично укладывались кабели обмотки. Лёгкий привкус времени на языке. Скрещённые руки на груди. Смутное волнение. Страх.

Саркофаг.

Кейл стоял рядом, живой и здоровый, точно такой, каким запомнил его Оори перед последним выходом на разведку. Китель, как и тогда, забрызган тёмными пятнами. Облокотившись на стену саркофага, Кейл глядел на Оори. Пристально глядел.

- Машина не отдаст своего. Нельзя ослушаться её приказа. Нельзя им пренебречь. Как и было предписано, мы доставили контейнеры на планету. Машина приказала высадиться, и мы высадились. – Кейл помолчал. – Но мы же люди, Оори и задаём вопросы. По крайней мере, ты точно начал сомневаться. Что было в тех контейнерах? Какая нелёгкая вообще занесла нас в тот отвратительный мир с его невообразимыми бурями? И вновь – чёртовы контейнеры за плечами.

Оори попытался двинуться, но не смог. Руки его покойно лежали на груди, перекрещённые символом фараонов. Саркофаг начал еле ощутимо вибрировать.

- Ураган застал нас в двух шагах от корабля, и все приборы разом отказали. Звездолёт пропал в тумане, валы неслись с коротковолновым рёвом, сметая редкие области радиоспокойствия на своём пути. Ни о какой связи не могло быть и речи. Ты повернулся ко мне и просигналил, чтобы я бросил контейнеры. Почему?

Оори увидел вдруг всё словно наяву. Поверхность планеты. Туман. Буря.

- И тогда я понял, Оори. Я понял, что это было предательство. Кто забросил нас в пасть смерти и оставил умирать? Кто отдал во власть рока и хаоса? Кто даже наши останки бросил на поругание времени и безвольному ужасу? Кто нас предал? 

Оори тяжело шёл, увязая по щиколотку в песке. Острые металлические тросы впились в скафандр. Закручивающиеся воронки прижимали к земле. Призрак корабля, казалось, отступал на десять шагов с каждым их шагом, растворяясь в тумане - обманчивый мираж, отражение разума на широком полотне бытия.

- Машина, - резко сказал Кейл.

Оори споткнулся и упал. Трос натянулся. Мучительно долгий скрежет железной крышки открывающегося контейнера. И холодный ужас, разламывающий надвое позвоночник. Пот, заливающий глаза, и упорно заползающий в разум туман, протягивающий к самому сердцу мысли свои кривые руки.

- Ты машина, Оори, - Кейл поглядел на распластанное в саркофаге тело с сожалением. – И потому умрёшь. Как умер я.

Кейл закрыл крышку и повернулся к пульту управления, но в последнюю секунду нерешительно замер.

Дымка расступилась, и широкими от ужаса глазами Кейл увидел, как контейнеры, потеряв равновесие, катятся по камням. Застывший миг – чугунная крышка отлетает в сторону, выбитая нечеловеческой силой.

Кейл закрывает глаза и неслышно рыдает, сотрясаясь всем телом. Саркофаг мерцает в полумраке.

Сухой ветер, как и тысячелетия прежде, продолжает поднимать многокилометровые валы и обрушивать их на скалы. Буря растёт и ширится, но она неподвластна человеческим органам чувств. Если у вас есть необходимые приборы, вы увидите, как среди грохочущего урагана, прочно уперевшись в породу, недвижимо высится одинокий шпиль корабля. Корпус его, ржавый, потрёпанный, изборождённый морщинами многочисленных аварий и столкновений, с зияющей чернотой на месте оплавленных дюз, с начисто срезанными грузовыми отсеками, отбрасывает кривую тень на каменные стены. Неподалёку, зарывшись в песок, лежит человеческое тело. Лохмотья скафандра треплет лёгкий звёздный ветер, а по ночам они немного светятся в темноте. Покойник привязан тросами к двум контейнерам, почти утонувшим в сыпучем песке. Оба открыты.

Иногда в небе появляется слабое свечение, тлеющее почти разрядившимся угольком. Присмотритесь к нему. Вот ваш шлем.

Если вы обладаете нужными технологиями, дайте волю своему любопытству и войдите в корабль (шлюз открыт настежь). Поднимаясь по палубам, уровень за уровнем, вы попадаете в обширный зал, наполненный механизмами. Среди ржавого железа и невысыхающих маслянистых луж покоится саркофаг. Если у вас хватает духу, загляните внутрь.

Кого вы видите там?

Да, это так.

Поверьте своим глазам.

Об одном только прошу вас: покинув корабль, не спешите улетать домой. Похороните кости бедного Оори там, где нашли его, рядом с распахнутыми контейнерами, и помолитесь машине за его бренную душу.

Вы всё ещё живы?

Бегите.

По материалам: http://vk.com/aeonline